Филипп халсман: Фотограф Филипп Халсман (Philippe Halsman)

Фотограф Филипп Халсман (Philippe Halsman)

Родился Philippe Halsman (Филипп Халсман) в городе Риге 2 мая 1906 года в еврейской обеспеченной семье. Среди школьных предметов будущий фотограф наиболее предпочитал иностранные языки – французский, латынь, русский, немецкий. В прочем, остальные предметы давались ему тоже легко, и, несмотря на не самое прилежное поведение, Филипп Халсман окончил школу в статусе лучшего ученика своего класса. В старших классах Филипп понемногу увлекался фотографией, но еще не помышлял заниматься этим искусством всерьез. В 1924 году Philippe Halsman поступает в Дрезденский университет (Германия) на электротехнический факультет. 

Германский период жизни Халсмана ранее был покрыт завесой таинственности. Про те события, героем которых был виновник нашего повествования, писали книги, проводи множество исследований, снимали фильмы. Но более понятной от того столь детективная история вовсе не стала.

В 1928 году 10 сентября Филипп Халсман вместе с отцом Максом Халсманом – богатым латвийским дантистом – направились в Австрийские Альпы. Позже молодой Халсман припомнит, что двигался всего лишь на несколько шагов впереди своего отца, когда внезапно услышал крик, а когда оглянулся, увидел, что Макс Халсман сорвался в пропасть. Philippe Halsman утверждал, что когда он спустился вниз, отец был еще жив, а когда молодой человек привел через некоторое время на помощь местного пастуха, то отец был мертв, а на его теле явно присутствовали признаки насильственной смерти.

Совершенно логично, что главным подозреваемым стал сам Филипп. О нем даже говорили как о «первой жертве зарождающегося национал-социалистического антисемитизма», «Австрийском Дрейфусе», но выглядит это довольно надуманным. Конечно, и без учета национальности молодой

Филипп Халсман вполне подходил на роль убийцы: семья его, ссылаясь на еврейские традиции, довольно быстро провела похороны, но суд воспринял это как стремление скрыть все имеющиеся следы преступления.

Поведение Халсмана-младшего  при аресте было довольно странным: он позволял себе глупые выходки и резкие высказывания во время судебного процесса, игнорировал доказательства, и настаивал на том, что смерть его отца – результат несчастного случая. Но что не доставало обвинению, так это мотива, чем и воспользовалась защита, хотя и не очень успешно. В конце 1928 года Халсмана обвинили в отцеубийстве и присудили к 10 годам тюремного заключения. 

Но в будущем «зарождающийся национал-социалистический антисемитизм» сыграл нашему герою на руку: адвокаты Филиппа Халсмана

и его родственники получили возможность заявлять о предвзятости судьи, несправедливости судебного разбирательства и т.д. Все это принесло свои плоды, и в 1929 году Верховным судом Австрии было отменено решение Тирольского суда, а само дело Халсмана было направлено на повторное рассмотрение. Но решение суда оказалось не совсем ожидаемым: Philippe Halsman на этот раз обвинялся в непредумышленном убийстве, а срок его пребывания в тюрьме снизили до 4 лет. К этому моменту к борьбе за права «Австрийского Дрейфуса» и за его освобождение подключились многие представители художественной и научной элиты, среди них были Томас Манн, Зигмунд Фрейд и Альберт Эйнштейн. Наконец, Филипп Халсман был помилован самим президентом Австрии Вильгельмом Микласом с одним единственным условием – покинуть страну навсегда. Произошло это 1 октября 1930 года.

***

Не известно, как бы сложилась судьба Филиппа Халсмана, если не те трагические события, которые описаны выше. Вполне возможно, что он бы оказался в Европе, закончил университет, смог стать заурядным инженером-электриком или же вернулся бы в Латвию и прожил свою жизнь там. Но, так или иначе, а в 1930 году будущий фотограф оказался во Франции.

Поскольку образования у Филиппа не было, он решает сделать детское хобби своей взрослой профессией и в 1932 году открывает фотоателье в Париже. Карьера Philippe Halsman складывалась довольно успешно, фотографии его печатались в известных журналах, таких как  «Vogue», «Voila» и «Vu». Французская пресса величала Халсмана самым лучшим фотографом-портретистом за портреты Поля Валерии, Марка Шагала, Андре Мальро, Жана Жироду, Жана Пенлеве, Шарля Ле Корбьзье, Андре Жида и многих других представителей богемы.

Когда началась Вторая Мировая Война, семья Филиппа Халсмана выезжает в Америку, а самому фотографу, имеющему литовский паспорт, долго не удавалось получить визу. Но благодаря вмешательству Альберта Эйнштейна, фотограф в числе наиболее известных писателей, художников и ученых получает визу в США. В 1940 году 10 ноября Philippe Halsman прибывает в Нью-Йорк. С этого момента начинается наиболее плодотворный период жизни Халсмана: здесь он воплощает в жизнь самые смелые свои идеи, сделал самые знаменитые свои снимки, издал книги и прославился. Часто можно услышать, что Филиппа называют «американским фотографом литовского происхождения», а не просто литовским фотографом.

Самым любимым и основным жанром фотографа была портретная съемка. «Меня всегда интересовали люди», – писал он, – «Хороший портрет должен – и сегодня и через сто лет – показывать, как человек выглядел и что он из себя представлял». В другой раз Халсман остановился на этом более подробно: «Этого нельзя достичь, заставляя человека принять ту или иную позу или ставя его голову под определенным углом. Для этого нужно провоцировать «жертву», развлекать его шутками, убаюкивать тишиной, задавать ему такие дерзкие вопросы, которые даже лучший друг побоялся бы задать».

В 1952 году, когда Филипп Халсман фотографировал в первый раз Мэрилин Монро, была применена именно эта тактика. Сначала актрису попросили встать в угол и установили перед ней камеру. Вид у нее был такой, словно она прижата к стенке, а все пути к отступлению бесповоротно отрезаны. После чего фотограф со своими двумя ассистентами начали наперебой расточать ей комплименты.

За то время, пока Мэрилин кокетничала, улыбалась, изгибалась от удовольствия и хихикала, фотограф успел сделать примерно 50 снимков.

В 1941 году состоялось знакомство фотографа с Сальвадором Дали, знаменитым художником – сюрреалистом. Их дружба и творческие отношения продлились около 30 лет. Филипп Халсман в 1954 году даже выпускает книгу «Dali’s Mustache» («Усы Дали»), в которой было собрано множество портретов испанского художника, на большей части фотографий были запечатлены его знамениты усы. На одной из знаменитых фотографий были запечатлены семь обнаженных девушек, «построенных» в форме человеческого черепа. Другая фоторабота, носящая название «Dali Atomicus» («Дали Атомикус») в некотором смысле была фотографическим продолжением весьма знаменитой картины «Leda Atomica» («Атомная Леда»). 

В снимке друзья стремились показать, как движутся электроны вокруг ядра, а воплощено это было довольно необычным образом: на счет «три» ассистенты выплескивали из ведра воду и подбрасывали кошек, а на счет «четыре» подпрыгивал Дали, ярким светом вспышки освещали всю комнату, фотограф же все это безобразие фиксировал на пленке.

Филипп Халсман удалялся после в темную комнату, а помощники успокаивали кошек и быстро наводили порядок в студии. Немного времени спустя фотограф возвращался и с виноватым видом просил сделать еще пару дублей. Только после 28 попыток получился «шедевр».

Официальный портрет почтенного семейства знаменитого автомобильного магната Г. Форда фотографу заказали в 1952 году. Фотосессия была довольно изнурительной, в ней принимали участие одиннадцать детей и девять взрослых. Гостеприимная хозяйка предложила  

Philippe Halsman чашечку чаю, в ответ на что, фотограф неожиданно спросил: «Миссис Эдсел, не разрешите ли Вы сфотографировать вас в прыжке?». И, как ни странно, снимая туфли на каблуках с улыбкой, хозяйка дома  дала свое согласие.

Затем последовали  Одри Хепберн, Мэрилин Монро, Грейс Келли, герцогиня и герцог Виндзор, Роберт Оппенгеймер (отец атомной бомбы), Ричард Никсон (будущий президент США) и многие другие художники, актеры, политики, ученые, писатели и фотографы. Всего знаменитых прыгунов было около двухсот, в их числе и сам Халсман.   

В 1959 году вышел фотоальбом «Jump Book» («Книга Прыжков»), в предисловии к которому фотограф раскрывает свой замысел: «Когда человек прыгает его внимание в основном направленно на сам акт прыганья, маска спадает и появится его истинное лицо».

Заслуги и творческий талант Филиппа Халсмана не могли остаться незамеченными, и в 1945 году фотограф становится первым президентом Американской ассоциации журнальных фотографов, где начал вести борьбу за профессиональные и творческие права своих коллег. В 1951 году Philippe Halsman становится членом фотоагентства «Magnum Photos». Журнал «Популярная фотография» в 1958 году назвал фотографа одним из «Десяти величайших фотографов в мире». Сам же Халсман считает самым большим своим достижением 101 фотографию, размещенную на обложке журнала «Life». Этот рекорд на данный момент побить никому не удалось.  

***

Умер Филипп Халсман 25 июня 1979 года в Нью-Йорке. Но даже после своей смерти, ему удалось установить свой последний рекорд: в честь столетия со дня его рождения в 2006 году был установлен памятник — первый в мире памятник фотографу. Установлен был памятник на родине Халсмана: первоначально его разместили в фойе рижской думы, а потом установили перед домом, где прошло детство знаменитого фотографа. Автор памятника, знаменитый скульптор Г.В. Потоцкий, признался, что«Это знак благодарности великому гражданину своей страны», : «Любой уважающий себя житель этой страны должен испытать чувство национальной гордости за то, что у него был такой земляк, как Халсман».

Источник: creativestudio. ru

Гений портретной фотографии Филипп Халсман (82 фото)

Филипп Халсман  родился 2 мая 1906 года в столице Латвии. Его отец Мордух Халсман работал стоматологом, а мать Ита Гринтух преподавала грамматику в школе. Получив среднее образование, будущий мастер портретной фотографии отправился изучать электротехнику в Дрездене.

В сентябре 1928 года в жизни 22-летнего Филиппа Халсмана (Philippe Halsman) случилась трагедия. Его обвинили в убийстве своего отца, который погиб, сорвавшись с горы во время похода по австрийскому Тиролю. Свидетелей произошедшего не оказалось. Суд не поверил в несчастный случай, в регионе как раз зарождался антисемитизм и Филиппа Халсмана приговорили к десяти годам лишения свободы в виде каторжных работ. Сестра Люба много хлопотала за его освобождение. В конце концов, осуждённого поддержали видные европейские умы, включая Фрейда, Эйнштейна, Томаса Манна, Анри Герца и Поля Пенлеве. В 1930 году Филиппа помиловали и освободили при условии, что он покинет Австрию.

Халсман перебрался во Францию. Сотрудничество с такими модными журналами, как «Vogue», «Vu» и «Voila» вскоре принесло ему репутацию одного из лучших фотографов-портретистов страны. Но когда Францию захватила Германия, пришлось бежать в Марсель. Получить американскую визу Халсману помог Альберт Эйнштейн.

В Соединённых Штатах начался самый плодотворный и успешный период жизни Филиппа Халсмана, поэтому его часто называют американским фотографом. В 1942 году он нашёл работу в журнале «Life», а в последующие годы 101 из его фотографий напечатали на обложке этого издания.

В 1941 году Халсман встретил художника Сальвадора Дали. В конце 1940-х они принялись плодотворно сотрудничать. В 1948 создали изображение «Дали Атомикус» (Dali Atomicus), в котором запечатлены три летящие кошки, ведро вылитой воды и Дали в воздухе. Вдохновением для этой работы послужило открытие планетарной модели атома. Потребовались 28 попыток, чтобы снимок получился удачным.


«Dali Atomicus», 1948.

В 1954 году Халсман и великий сюрреалист выпустили сборник «Усы Дали» (Dali’s Mustache). Ещё одним выдающимся фотоперформансом стал сюрреалистический портрет Дали рядом с большим черепом, состоящим из семи обнажённых женщин. Халсман три часа расставлял моделей по эскизу Дали. Работу назвали «Смерть в наслаждении» (In Voluptas Mors).

В 1947 году Халсман сделал один из самых известных портретов Альберта Эйнштейна. Учёный во время фотосессии с сожалением говорил о своей роли в разработке атомной бомбы в Соединённых Штатах. Это фото позже, в 1966 году, использовали на почтовой марке США, а в 1999 напечатали на обложке журнала «Time», когда Эйнштейна назвали «человеком столетия».

В 1951 году Халсман по заданию NBC сфотографировал популярных комиков того времени: Милтона Берла, Сида Цезаря, Маркса Граучо, Боба Хоупа. Многих артистов он запечатлел в воздухе. Позже в той же манере он сделал портреты в прыжке других знаменитостей, среди них семья Форда, герцог и герцогиня Виндзор, Мэрилин Монро, Мария Феликс и Ричард Никсон.  В 1959 году Филипп Хальсман выпустил книгу «Прыжок», которая стала классикой фотоискусств. В неё вошли 178 фотографий прыгающих знаменитостей.


Филипп Халсман, 1954.

«Когда вы просите кого-нибудь подпрыгнуть, то всё его внимание направляется на акт прыжка и маска спадает, так что появляется реальное лицо человека», – говорил фотограф.

Он практиковал разнообразные фотографические методы, необычное освещение, нестандартные ракурсы, оригинальные композиции и др. Все усилия фотограф направлял на то, чтобы передать в снимке, что человек из себя представляет на самом деле. Халсман всегда восхищался человеческим лицом, вглядываясь в которое, всю жизнь пытался разгадать загадку людской природы. Должно быть, это помогло ему стать гениальным фотографом портретного жанра.

Среди других знаменитостей, сфотографированных Халсманом: Альфред Хичкок, Мартин Льюис, Джуди Гарленд, Уинстон Черчилль, Мэрилин Монро, Дороти Дэндридж, Пабло Пикассо, Марк Шагал, Ле Корбюзье, Андре Мальро, Фрэнк Синатра, Элизабет Тейлор, Одри Хепбёрн, Софии Лорен, Мохаммед Али.

В 1958 году журнал Popular Photography Magazine включил Халсмана в список «Десяти величайших фотографов в мире». А в 1975 он получил премию за достижения в области фотографии от Американской ассоциации журнальных фотографов, в которой был избран первым президентом в 1945 году. Знаменитый фотограф-портретист провёл много крупных выставок по всему миру.

Филипп Халсман скончался 25 июня в 1979 году в Нью-Йорке. В 2006 году в Риге установили памятник фотографу рядом с домом, в котором когда-то жила его семья.


Филипп Халсман, 1954.

«В юности я в основном интересовался литературой и мечтал стать писателем. Писателями, которыми я восхищался, прежде всего, были Толстой и Достоевский. Оба очень мало интересовались стилем, и оба использовали язык не как художественный инструмент, а только как средство для ясного выражения своих мыслей. Меня поразила их психологическая глубина, их честность и отсутствие искусственности. Это качества, которых я пытался достичь в своих фотографиях», – Ф. Халсман.


Эва Мари Сейнт.


Одри Хепберн, 1955.


Софи Лорен, 1955.


Грейс Келли, 1955.


Филипп Халсман и Грейс Келли.


Брижит Бардо, 1955.


Мэрилин Монро в студии Халсмана. Нью-Йорк, 1959.


Мэрилин Монро в студии Халсмана. Нью-Йорк, 1959.


Филипп Халсман и Мэрилин Монро.


Французский писатель Франсуа Мориак рядом со своим домом под Бордо.


Дин Мартин и Джерри Льюис, 1951.


Американский физик Роберт Оппенгеймер, 1958.


Энтони Перкинс.


Гарольд Ллойд.


Беннетт Серф.


Эдвард Стайхен, 1959.


Герцог и герцогиня Виндзорские, 1958.


Герцог и герцогиня Виндзорские, 1958.


Ричард Никсон, 1959.


Рэй Болджер, 1950.


Уильям Холден, 1954.


Деннис Дэй, 1952.


Французский актёр Фернандель. Нью-Йорк, 1948.


Джин Сиберг с кошкой, 1959.


Бенни Гудмен, 1957.


Джеки Глисон, 1955.


Ширли Маклейн.


Французский певец Морис Шевалье, 1958.


Британский актёр и режиссёр Питер Устинов,1955.


Дональд О’Коннор.


Лина Хорн.


Дэнни Кей, 1954.


Ава Гарднер, 1954.


Марта Грэм и Мерс Каннингем.


Актер Граучо Маркс, 1952.


Итальянская актриса Джина Лоллобриджида,1954.


Дик Кларк, 1952.


Фотограф Виджи (Артур Феллиг), 1961.


Марк Шагал, Франция, 1955.


Актриса и продюсер Джоан Вудворд.


Журналистка Дороти Килгаллен.


Журналист Мюррей Кемптон.


Дэвид Сарнофф, генеральный директор Корпорации Радио Америки.


Лили Кристин, девушка-кошка.


Сальвадор Дали.


«Смерть в наслаждении» («In Voluptate Mors»), Сальвадор Дали, 1951.


Сальвадор Дали, 1951.


Сальвадор Дали, 1951.


Циклоп Дали, 1948.


Сальвадор Дали, 1956.


Сальвадор Дали, 1954.


Сальвадор Дали, 1956.


Сальвадор Дали и его усы, 1957.


Сальвадор Дали, 1954.


Сальвадор Дали, 1954.


Дали и Гала в Нью-Йорке, 1943 год.


Сальвадор Дали, Нью-Йорк, США, 1942.


Сальвадор Дали.


Эдвард Виллелла, 1961.


Американская актриса Люсиль Болл.


Жан Кокто, 1949.


Жан Кокто в студии Халсмана, 1949.


США. Нью-Йорк. 1949. Французский поэт, художник и режиссер Жан Кокто с актрисой Рики сомой и танцором Лео Коулманом.


Ромен Гари, 1953.


Французская балерина Зизи Жанмер.


Британский премьер-министр Уинстон Черчилль со своим пуделем, 1951.


Альберт Эйнштейн.


Вуди Аллен, Нью-Йорк, 1969.


Бермудские Острова, 1946.


Жан Пенлеве, Франция, 1938.


Водная феерия, Флорида, США, 1953.


Фото из неопубликованного задания для издания «Ladies Home Journal» 1946 года.


Мэрилин Монро.


Элизабет Тейлор для журнала Life, 1948.


Одри Хепберн, 1955.


Хичкок в Калифорнии, 1974.


Альфред Хичкок во время съёмок фильма «Птицы».


Типпи Хедрен из «Птиц».


Мэрилин Монро, 1952.


Мэрилин Монро.


Мэрилин Монро.


Мэрилин Монро.


Голливуд, Калифорния, 1952.


Мэрилин Монро в Беверли-Хиллз, 1952.


Мэрилин, слушающая музыку, 1952.


Барбра Стрейзанд, 1965.


Грейс Келли, 1954.

Смотрите также:

  • Фотограф Марк Селигер: нетривиальные портреты знаменитостей
  • Гордон Паркс – модный фотограф, который сломал «цветной барьер»
  • Фотопортреты Дезире Долрон, похожие на картины голландских живописцев
  • Фотограф Билли Пламмер: «Меня зачаровывает тайна, которая скрывается в лицах»
  • Грег Горман: «Успешная фотография не отвечает на все вопросы, а оставляет простор для воображения»

Телеграм

Автобиография | Филипп Халсман

Мой отец был дантистом, а мать отказалась от своей профессии учителя, когда я родился. Это важное для меня событие произошло 2 мая 1906 года в Риге, Латвия.

Рига была высокоцивилизованным старым городом с населением 300 000 человек. В нем были музеи, опера, три репертуарных театра и балет. Именно в Риге философ Иммануил Кант опубликовал свою «Критику чистого разума».

У меня была только одна сестра Люба, на несколько лет моложе меня, и мы были очень близки. Летние каникулы мы провели с родителями в Европе. До восемнадцати лет благодаря этим путешествиям я познакомился с большинством важных музеев Европы, где на меня особенно повлияли портреты.

Вирус фотографии я подхватил в пятнадцать лет, когда обнаружил на чердаке старую видеокамеру. Мой отец приобрел камеру, чтобы использовать ее в свободное время, но в конце концов спрятал ее. На свои карманные деньги я купил себе книгу, в которой объяснялось, что я должен покупать стеклянные пластины, потому что в то время в Европе не использовалась пленка. Купил дюжину и сфотографировал сестру возле окна. Первую тарелку я проявил в нашей ванной при свете рубиново-красной лампочки. Это был один из самых волшебных моментов в моей жизни. В тусклом красном свете я смотрел широко раскрытыми глазами на чудо: постепенное появление темных контуров на молочно-белой поверхности моей тарелки, образуя первое фотографическое изображение, которое я когда-либо делал.

С тех пор большая часть моих карманных денег ушла на новое хобби. Я стал семейным фотографом. В наших поездках именно я делала обычные тревел-фотографии. Но в основном я фотографировал своих друзей, своих подруг и подруг своих друзей. Именно их лица я пытался изобразить. Теперь, оглядываясь назад, я нахожу это симптоматичным. Это увлечение человеческим лицом никогда не покидало меня. Кажется, что каждое лицо, которое я вижу, скрывает — а иногда мимолетно раскрывает — тайну другого человека. Позже запечатление этого откровения стало целью и страстью моей жизни. Я стал коллекционером отражений сокровенного «я» людей, смотревших в мою камеру.

Я вел защищенный образ жизни. В Риге школьников одновременно обучали пяти языкам: латышскому, русскому, немецкому, французскому и латыни. Я был старостой класса, а также его президентом в последние три школьных года. Мой отец хотел, чтобы я изучал медицину, но я думал, что электротехника — это великая профессия будущего. В восемнадцать лет я закончил школу и отправился изучать инженерное дело в Дрезден, Германия.

Через пару лет моя сестра, уехавшая в Париж изучать искусство, влюбилась в молодого француза. Я был на их свадьбе в Париже. В то время этот оживленный город бесспорно был мировой столицей искусств, и он произвел на меня такое впечатление, что я решил продолжить обучение там.

Я интересовался искусством и литературой больше, чем мои сокурсники. По сравнению с ней механика и техника показались мне сухими. Я успешно сдал экзамены, но, в отличие от большинства моих коллег, я не мог починить ни мотор, ни часы. Все больше и больше мои мысли обращались к фотографии. У меня появилось желание фотографировать, экспериментировать, творить. Фотография казалась мне еще неизведанным, искусством в самом начале своего роста.

Поскольку я считал человеческое лицо самым интересным объектом для фотографии, я надеялся, что смогу исследовать его так, как мои любимые писатели Толстой и Достоевский исследовали человеческую природу, с психологической глубиной и честностью. Я смотрел на фотографии, которые тогда были в моде в Париже, и они мне не нравились. Они были рассеянными, претенциозными и артистичными. Я видел себя борющимся с этой тенденцией. Я хотел показать, что фотография может быть реалистичной, сильной, простой и очень резкой. И я решил, что для меня есть место. Я объявил маме о своем решении бросить учебу и стать фотографом. Это сделало ее очень несчастной. Мой профессор математики сказал мне: «Халсман, через несколько месяцев ты сможешь получить диплом инженера и захочешь стать… фотографом!»

ЭКСПЕРИМЕНТЫ СО СВЕТОМ

Но я уже принял решение. Я был очень упрямым молодым человеком и считал тогда все свои решения исключительно разумными и правильными. Я купил себе фотопрожектор, бывший в употреблении увеличитель и объявил друзьям, что стал профессиональным фотографом. Я работал и экспериментировал с этим одним источником света в течение нескольких месяцев, пытаясь изучить все его возможности — как свет в разных положениях влиял на настроение и ощущение картины и, казалось бы, менял черты лица натурщика. Благодаря такого рода экспериментам я получил базовое понимание, которое осталось со мной на всю жизнь.

Как и большинство парижских студентов, я жил в маленькой гостинице на Левом берегу, недалеко от Сорбонны. Однажды ко мне подошел молодой француз, живший в том же отеле. Его звали Клод Делакруа, и он оставил работу в провинциальном городке, чтобы стать киноактером в Париже. Делакруа нуждался в портфолио фотографий, чтобы представить себя киностудиям.

Я привел Делакруа в гостиную моей замужней сестры. Там была белая стена, которую я мог использовать в качестве фона. Все мое оборудование состояло из моей старой камеры обзора на штативе и простого прожектора. Экспериментируя с этим светом во время сеанса, я очень ясно понял, что освещение — это не только освещение, но и то, что оно может быть мощным средством характеристики. Я помню, как использовал один фонарь в высоком положении и сфотографировал его, когда фермер загорает. Для другой картины я использовал свой свет позади него, чтобы создать краевое освещение, и Делакруа выглядел задумчивым и драматичным, как вдохновенный поэт. На третьем снимке мой свет падал ему в лицо снизу, показывая его как смесь Дракулы и монстра Франкенштейна.

Делакруа любил мои картины и заказал их все. Благодаря этим фотографиям он получил свою первую роль в кино, и я до сих пор храню память о том, как он был счастлив и как трогательно благодарен. Что касается меня, то я впервые ощутил гордость за способность фотографа иногда влиять или изменять жизнь.

И вот настал великий момент, примерно через четыре месяца, когда я решил купить себе второй фонарь. Это был очень важный шаг для меня, потому что я узнал, что с двумя источниками света я могу создавать бесконечное количество источников света. Объектив в моем фотоаппарате был старый нерезкий апланат. Теперь я заработал достаточно, чтобы купить резкий Zeiss Tessar, и резкость моих фотографий стала одной из главных характеристик моей работы.

В Париже не было никого, у кого я мог бы узнать, что еще мне нужно, и поэтому я должен был найти все путем экспериментов и путем обучения. Я продолжил свои исследования в темной комнате. Я понял, что творческий процесс продолжается с каждым шагом. Для меня каждый портрет — это высказывание о моем предмете. Я чувствую, что моя фотография, от замысла до готового отпечатка, должна быть придумана и проконтролирована мной. Фототехника позволила мне сделать это утверждение не слабо и небрежно, а с предельной силой и ясностью.

22 RUE DELAMBRE

Работать и жить в крошечном гостиничном номере было непросто, и через год я нашел студию в самом сердце Монпарнаса, который в 1930-х годах был художественным центром Парижа. Студия на улице Деламбр состояла из большой комнаты и кухни, которую я превратил в фотолабораторию. Он был скромным, но гламурным, потому что находился очень близко к знаменитому Café du Dome. Я купил себе большую витрину, которую повесил на стену своего дома, чтобы люди видели. Там было четыре или пять фотографий, которые я менял каждую неделю. Вскоре люди даже стали ходить в обход, чтобы посмотреть и обсудить мою последнюю работу.

Теперь у меня было небольшое количество фотографий, которыми я очень гордился, но ни на одной из них не было известного человека. Так как я давно интересовался литературой, то решил сфотографировать писателей, которыми восхищался. Я подошел к Андре Жиду, величайшему из ныне живущих французских писателей того времени, и спросил, могу ли я написать его портрет. Он согласился, и я с фотоаппаратом и двумя прожекторами отправился в квартиру Жида на улице Вано. И именно во время этой портретной сессии с Андре Жидом я сделал для себя очень важное открытие. Он был очень заинтересован в том, чтобы сделать хороший портрет самого себя, и когда я пришел к нему домой, чтобы сфотографировать его, он принял очень живописную позу. Я нашел лучший ракурс для съемки этой позы и настроил освещение. Когда все было в порядке, я закрыл затвор, убрал матовое стекло, вставил держатель пленки в камеру, снял затвор держателя пленки и взвел затвор. Но в эти несколько секунд напряжение в Жиде стало невыносимым, и как раз перед тем, как я сделал снимок, он сменил позу. Это повторялось снова и снова, и я, наконец, понял, что три секунды, предшествовавшие съемке, должны быть сведены к нулю; что если фотограф действительно заинтересован в том, чтобы запечатлеть самый важный момент, решающий момент, он должен уметь снимать мгновенно, когда момент появляется. Я провел бессонную ночь, а наутро сконструировал гаджет, который мог сократить эти бесконечные секунды вдвое.

Я пользовался этим устройством более года, и оно вдохновило меня на разработку новой двухобъективной зеркальной камеры, которая также позволяла снимать большие (9×12 см) негативы, что позволило мне достичь уровня технического совершенства. совершенство, которое я хотел для своих портретов. Хотя я быстро столкнулся с оптическими трудностями, мой технический опыт и мои знания в области оптики оказались полезными. Я нашел старого краснодеревщика, внука краснодеревщика, который сделал для Дагера первую камеру. С тонким мастерством он реализовал мой дизайн, используя лучшее красное дерево. Теперь у меня был чрезвычайно полезный инструмент с двумя подобранными объективами Tessar 210 мм, инструмент, которым, насколько мне известно, не обладал никто другой. Это повлияло на весь стиль моего портрета. Вместо того, чтобы стоять рядом с камерой, как зритель, смотрящий на объект, я теперь смотрел на натурщика через камеру. Чтобы встретиться со мной взглядом, натурщику пришлось смотреть в объектив. В результате я начал получать изображения, запечатлевшие не пустые выражения лиц людей, смотрящих в стеклянную линзу, а выражения, демонстрирующие полное влияние личности.

Я стал более известен. Меня искали актеры и писатели. Такие журналы, как Voila, Vu и Vogue, приглашали меня работать на них. Я участвовал в фотовыставках. В отзыве о такой выставке я прочитал: «Филипп Хальсман стал, пожалуй, лучшим портретистом, который у нас есть сейчас во Франции». Это замечание произвело на меня странное впечатление. Конечно, это польстило мне, но навсегда убило мое незамысловатое беззаботное отношение к собственным фотографиям. Я почувствовал новую ответственность. Глядя на свои фотографии, я волновался: действительно ли они достойны «наверное, лучшего портретиста Франции»? Раньше на портретных сеансах я снимал от двух до двенадцати пластинок для особенно интересного или сложного сюжета. После обзора потребление моей тарелки удвоилось и утроилось.

Возможно, из-за этого обзора однажды появилась юная француженка и робко спросила, может ли она стать моей ученицей. Через год работы в моей студии Ивонн стала независимым фотографом, а через два года мы поженились. Очень часто в шутку я советую молодым фотографам, что лучший способ избавиться от конкурента — выйти за него замуж.

Через год у нас родилась девочка. Мы назвали ее Ирэн, что буквально означает «мир». Но тут началась Вторая мировая война, а вместе с ней и налеты немецкой авиации на Францию. В то время моя сестра и ее дети уезжали в Соединенные Штаты, и я отправил с ними свою жену и нашу дочь. Через две недели Париж пал, и я с миллионом других парижан ехал в машине по дорогам южной Франции. Все, что я взял с собой, это кое-какая одежда, фотоаппарат Халсмана и дюжина фотоотпечатков. В конце концов я добрался до Марселя и увидел там американского консула. Он сообщил мне, что я не могу поехать в Америку, так как у меня латвийский паспорт и латвийская иммиграционная квота (восемнадцать человек в год) заполнена на следующие семь лет. Я был в отчаянии, потому что знал, что деньги Ивонны вот-вот закончатся и что она не сможет работать, потому что мы ждем второго ребенка, Джейн. Однако моя сестра и моя жена посетили профессора Альберта Эйнштейна, с которым я переписывался десятью годами ранее. Они спросили его, чем он может помочь, и благодаря вмешательству профессора Эйнштейна мое имя было добавлено в список писателей и художников в Европе, получивших визы от Комитета по чрезвычайным ситуациям, организованного миссис Элеонорой Рузвельт.

НЬЮ-ЙОРК

Я приехал 10 ноября 1940 года, и для меня начались очень тяжелые времена. Меня знали во Франции, но в Америке обо мне почти никто не слышал. Я говорил на пяти языках, но почти не знал английского. У меня не было друзей и почти не было денег. Первые три месяца я пытался найти работу. В конце концов я подписал двухлетний контракт с фотоагентством Black Star, которое отправляло меня на съемку самых разных сюжетов, в том числе цирка и множества парадов. В этот период мне пришлось освоить технику многократной вспышки, которая тогда была неизвестна в Европе. Мы вчетвером жили в пансионе, теснились в одной комнате, но даже при этом моего недельного аванса не хватало на двоих взрослых и двоих младенцев. Наконец, примерно через десять месяцев напряженной работы, я понял, что не могу рассчитывать на то, что Black Star найдет мне достаточно заданий, поэтому я попытался искать клиентов самостоятельно.

Однажды в модельном агентстве меня поразил профиль молодой девушки. Для меня он символизировал все, что мне нравилось в Америке: молодость, красоту и силу этой новой страны. Девушку звали Конни Форд; ей было восемнадцать, она только начала работать моделью и была рада позировать в обмен на фотографии, которые я делал. Я решил сделать фотографию, которую мог бы назвать «Американский профиль». Я купил себе американский флаг из бумаги. Мое освещение состояло из двух обычных прожекторов. Когда Конни вошла в нашу меблированную комнату, я поставила флаг на пол, и она легла на него головой. Каждые десять минут мой телефон звонил. Это была мать Конни, следившая за тем, чтобы с ее дочерью ничего не случилось. Она не доверяла фотографам из Франции, работавшим в меблированных комнатах.

Конни понравилась фотография, и она поместила ее в свое портфолио. Спустя несколько месяцев она показала свой альбом магнату косметических товаров Элизабет Арден, которая тут же решила, что это фотография, которую она искала для рекламы своей помады «Victory Red». Страна была охвачена рекламой и постерами с моей фотографией головы Конни на флаге, и Конни Форд за одну ночь стала знаменитой. Это был мой первый настоящий прорыв в Америке. Фотография получила медаль Клуба арт-директоров и открыла для меня много дверей.

Модная история о дамских шляпах привела к моей первой обложке журнала LIFE. В то время высшим достижением для журнального фотографа было попасть на обложку LIFE. Это было равносильно победе в конкурсе, ведь каждую неделю обложку выбирали из десятков фотографий разной тематики. Мое второе задание LIFE также привело к каверу. С тех пор LIFE стали часто использовать меня в различных заданиях, особенно когда они надеялись на интересную обложку. В конце концов я сделал 101 кавер на LIFE, запись, которая остается одним из моих самых больших достижений.

Я стал очень занятым фотографом. Моя жизнь всегда была интересной, потому что я никогда не избегал вызовов или возможности проверить себя в новой ситуации. Иногда в этих заданиях использовалась техника фотографирования идей, которая всегда меня завораживала. Когда я познакомился с Сальвадором Дали в начале 1940-х годов, я смог расшириться в этой области благодаря его собственному похожему подходу к своим картинам. Наша первая совместная съемка положила начало дружбе между нами, которая вылилась в поток необычных фотографий.

Работа в различных областях фотографии позволила мне вернуться к портретной фотографии с новыми идеями, свежим энтузиазмом и еще более глубоким пониманием основных проблем портретной живописи. Важно помнить, что портрет сидя — крайне искусственная ситуация. Очень немногие способны сразу потерять самосознание и вести себя перед камерой так, как будто ее нет. Почти во всех случаях фотограф должен помочь субъекту раскрыть себя. На многих сеансах я чувствовал, что то, что я говорил субъекту, было более важным, чем то, что я делал с моей камерой и моим светом.

Меня больше всего в жизни интересовали люди. Человек постоянно меняется на протяжении всей жизни. Меняются его мысли и настроения, меняются его выражения и даже черты лица. И здесь мы подходим к ключевой проблеме портретной живописи. Если подобие человека состоит из бесконечного числа различных образов, какой из этих образов мы должны попытаться уловить? Для меня ответом всегда было изображение, наиболее полно раскрывающее как внешнее, так и внутреннее содержание предмета.
Такая картина называется портретом. Настоящий портрет должен сегодня и через сто лет свидетельствовать о том, как этот человек выглядел и каким человеком он был.

Портреты Халсмана

С 1940-х по 1970-е годы блестящие портреты знаменитостей, интеллектуалов и политиков, сделанные Филиппом Халсманом, появлялись на обложках и страницах больших фотожурналов, в том числе Look, Esquire, и Saturday Evening Post, Paris Match, 9.0071 и особенно Лайф . Его работы также появлялись в рекламе и рекламе для таких клиентов, как косметика Элизабет Арден, NBC, Simon & Schuster и Ford. Фотографы, как любители, так и профессионалы, восхищались потрясающими снимками Халсмана. В 1958 году опрос, проведенный Popular Photography , назвал Халсмана одним из «Десяти величайших фотографов мира» наряду с Ирвингом Пенном, Ричардом Аведоном, Анселем Адамсом, Анри Картье-Брессоном, Альфредом Эйзенштадтом, Эрнстом Хаасом, Юсуфом Каршем, Гьон Мили, и Юджин Смит. В целом образы Халсмана образуют яркую картину благополучного американского общества середины ХХ века. «Филипп Халсман: ретроспектива» — первый исторический обзор его творчества.


Филипп Халсман (1906-1979) родился в Риге, Латвия. Он изучал инженерное дело в Дрездене, а затем переехал в Париж, где в 1932 году открыл свою фотостудию. Смелый, спонтанный стиль Халсмана завоевал ему множество поклонников. Его портреты актеров и писателей появлялись на обложках книг и в журналах; он работал с модой (особенно с дизайном шляп) и выполнял заказы для частных клиентов. К 1936 году Халсман был известен как один из лучших фотографов-портретистов Франции.


Карьера Халсмана резко оборвалась летом 1940, когда гитлеровские войска вторглись в Париж. Его жена, дочь, сестра и зять, у всех были французские паспорта, иммигрировали в Америку, но как гражданин Латвии Филипп Халсман не смог получить визу. Несколько долгих месяцев он ждал в Марселе вместе со многими другими, вынужденными бежать из фашистской Европы. Наконец, благодаря вмешательству Альберта Эйнштейна (который познакомился с сестрой Халсмана в 1920-х годах) Халсман получил разрешение на въезд в Соединенные Штаты и прибыл в Нью-Йорк 19 ноября.40 с немногим большим, чем его камера.


Большой прорыв Халсмана наступил, когда он встретил Конни Форд, эффектную молодую модель, которая согласилась позировать в обмен на фотографии для своего портфолио. Когда публицисты Элизабет Арден увидели фотографию Халсмана, на которой Форд изображен на фоне американского флага, они использовали это изображение для запуска национальной кампании губной помады Victory Red. Год спустя, осенью 1942 года, Лайф попросил Халсмана снять сюжет о новом дизайне шляп. К радости Халсмана, его портрет модели, улыбающейся сквозь пушистые поля, попал на обложку. Затем последовало еще сто обложек, прежде чем журнал прекратил еженедельное издание в 1972.


Когда Халсман начал работать в Life , журналу было всего шесть лет, а фотожурналистика была еще новой областью. До появления Life и ее конкурентов американцы узнавали о мире из газет, радио и кинохроники. Но новые иллюстрированные журналы публиковали страницы, заполненные яркими, драматическими фотографиями, донося до американцев яркую информацию, с которой не могли сравниться никакие другие средства массовой информации. В духе варьете или всемирной ярмарки журналы объединяли рассказы о международной политике, повседневной жизни, новостных событиях, знаменитостях, экзотических пейзажах и юморе, чтобы доказать, что «такая большая часть мира, так разумно отобранная, никогда не была видел раньше в одном месте». Сегодня, чтобы понять значение этих великих журналов, нам достаточно взглянуть на множество форм средств массовой информации, пришедших им на смену. Теперь мы находим фотографии на телевидении и рекламных щитах; в специальных публикациях, посвященных новостям, людям, моде или спорту; в газетах; в музеях и галереях; и в Интернете. И, по иронии судьбы, чем больше мест для просмотра фотографий, тем сложнее привлечь зрителей. Но в 1942, когда портрет Филиппа Хальсмана просто появился на обложке Life и сразу же достиг большой, единой аудитории.


Сюрреализм

В Париже Халсман изучал работы других художников и фотографов, особенно сюрреалистов, у которых он научился создавать изображения, удивляющие его зрителей. Включая невзрачные и, в конечном счете, тревожные детали, он придавал своим героям незабываемое напряжение. Благодаря мягкому освещению, резкому фокусу и крупным кадрам он превратил формальные фэшн-снимки в серьезное исследование характера. Когда Халсман ставил комиков NBC на голую белую бумагу, исключая весь определяющий контекст, их изоляция делала их одновременно хрупкими и смешными. Самое главное, благодаря исследованиям сюрреалистов эротического бессознательного, Халсман научился сочетать гламур, секс и здоровую энергию в одном портрете. Эта необычная способность сделала его любимым фотографом Life для таких чувственных звезд, как Мэрилин Монро и Бриджит Бардо. Симпатия Халсмана к сюрреализму также привела к его долгой и плодотворной дружбе с Сальвадором Дали. Халсман познакомился с Дали по заданию в 1941, и в течение следующих трех десятилетий они стали партнерами во многих проектах, в том числе в серии игривых картин, в которых была вся тревожная иррациональность сновидений или картин Дали. Их наиболее заметной постановкой был «Дали Атомикус», в котором художник, его холст, мебель, кошки и вода кажутся подвешенными в воздухе.


Психологический портрет

На протяжении всей своей карьеры Халсман любил сравнивать свою работу с работой хорошего психолога, который с особой проницательностью относится к своим предметам. Своими изысканными манерами и европейским акцентом Халсман также соответствовал популярному стереотипу того времени, когда американцы относились к психологии с завороженным скептицизмом. На самом деле Халсман гордился своей способностью раскрывать характер своих натурщиков. Как он объяснил: «Этого нельзя добиться, подтолкнув человека в нужное положение или повернув его голову под определенным углом. его лучший друг побоялся бы озвучить».


Весной 1952 года Халсман применил свою фирменную технику, когда Life отправил его в Голливуд фотографировать Мэрилин Монро. Халсман попросил Монро встать в угол и поставил камеру прямо перед ней. Позже он вспоминал, что она выглядела «так, как будто ее загнали в угол, загнав в угол без возможности сбежать». Затем Халсман, его помощник и репортер Life устроили «огненное» соревнование за внимание Монро. «Окруженная тремя восхищенными мужчинами, она улыбалась, флиртовала, хихикала и извивалась от удовольствия. В течение часа, когда я держал ее в углу, она царственно развлекалась, и я… сделал от 40 до 50 снимков».


На этом широко известном портрете Монро в белом вечернем платье стоит спиной к двум стенам, одна темная, другая светлая, ее глаза полузакрыты, а темный, накрашенный губной помадой рот приоткрыт. Тем не менее Халсман ловко избегал любого явного изображения истинного предмета картины. Используя эвфемистический язык того времени, помощник Халсмана восхищался способностью фотографа делать «наводящие на размышления» снимки красивых женщин, которые по-прежнему демонстрировали «хороший вкус», подчеркивая «выражение», а не «физические достоинства». А затем ассистент добавил: «Халсман очень искусно вызывает выражение лица, которое ему нужно».


Джампология

В 1950 году NBC попросила Халсмана сфотографировать многих своих популярных комиков. Милтон Берл, Эд Винн, Сид Цезарь, Граучо Маркс, Боб Хоуп, Рэд Скелтон и многие другие приходили в студию Халсмана, где выступали, пока он снимал их выходки на пленку. За один сеанс можно было создать две или три сотни изображений. Когда Халсман сравнил эти комические изображения с более традиционными портретами, он обнаружил, что комики часто прыгают и всегда остаются в образе. Отчаяние (и хорошее настроение) в конце концов заставили его попросить других прыгнуть за его камерой, когда Ford Motor Company поручила ему сделать официальную семейную фотографию в честь пятидесятой годовщины компании. Халсман провел долгую и утомительную сессию с девятью раздражительными взрослыми и одиннадцатью беспокойными детьми. После этого неудержимый юмор Халсмана вдохновил его на то, чтобы спросить матриарха миссис Эдсел Форд: «Могу ли я сфотографировать, как вы прыгаете?» Изумленная миссис Форд ответила: «Вы хотите, чтобы я прыгала на высоких каблуках?» Затем ее невестка, миссис Генри Форд II, попросила очередь. Фотографии «прыжков» обладали удивительным очарованием, и в течение следующих шести лет Халсман просил многих клиентов прыгать для него. Ван Клиберн, Эдвард Р. Мерроу и Герберт Гувер отклонили приглашение Халсмана, но большинство людей поняли, что им нечего терять. (Некоторые значительно поправились, например, неожиданно жизнерадостный и симпатичный вице-президент Ричард Никсон, который прыгнул за Халсмана в Белом доме.) Халсман утверждал, что прыжки раскрыли характер, который в противном случае был скрыт. «Когда вы просите человека прыгнуть, его внимание в основном направлено на процесс прыжка, и маска падает, так что появляется настоящий человек».


Халсман также занимался этим проектом, чтобы узнать что-то о себе. «Уверяю вас, что часто перед тем, как приблизиться к человеку, мое сердце билось, и мне приходилось бороться со всеми своими запретами, чтобы адресовать эту просьбу моему субъекту. Каждый раз, когда субъект соглашался прыгнуть, это было для мне нравится какая-то победа». Как Халсману удалось убедить многих отказаться от самообладания ради его камеры? Каким-то образом ему удалось убедить каждого, что весь риск лежит на нем.


Как и многие, кто бежал из гитлеровской Европы, Филипп Хальсман редко обсуждал прошлое. Он справедливо настаивал на том, что его самая важная работа происходила в Америке, и во многом его приемная страна стала его предметом. В одном типичном обзоре отмечалось его патриотическое чутье, хвалилось Халсманом «неханжеское и чрезвычайно интенсивное изображение американского отскока». С точки зрения историка кажется очевидным, что Халсман изобрел сияющий образ нации, какой он ее видел, используя свет, убеждение, нервы, воображение, психологию и опыт. Это место и эти лица — его творение.


Вечный поиск Халсманом скрытой истины также напоминает его личную историю как художника и беженца. Халсман знал, что усилия по установлению своей личности имеют значение, выходящее далеко за рамки потребностей рынка знаменитостей. «Это очарование человеческим лицом никогда не покидало меня… Каждое лицо, которое я вижу, кажется, скрывает, а иногда, мимолетно, раскрывает тайну другого человеческого существа… Запечатлеть это откровение стало целью и страстью моей жизни. .»


Мэри Панцер
Куратор фотографий
Национальная портретная галерея, Смитсоновский институт

Изображения: Одри Хепберн, 1954 год, Национальная портретная галерея | Альберт Эйнштейн, 1947 год, Национальная портретная галерея | Констанс Форд, 1941 год, Национальная портретная галерея | Фрэнк Синатра, 1944, семейная коллекция Халсман | «Дали Атомикус», 1947, семейная коллекция Халсман | Мэрилин Монро, 1952 год, Национальная портретная галерея | Герцог и герцогиня Виндзорские, 19 лет.

Похожие записи

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

DARS © 2019 Все права защищены