Как называется кепка гопников?
- Автор: Владимир Сбитенков
Благодаря киноиндустриии у жителей стран СНГ сложился определённый образ уличного хулигана – «гопника», как его иногда называют. И состоит он из спортивного стиля одежды и неизменной кепки. Как называется кепка гопников знают не все, как и то, что это уважаемые во всём мире почитателями стиля casual, делового и спортивного кепка восьмиклинка и уточка. В современное время этот стереотип начинает уходить в небытие и кепка как у гопника уже представляется нам модным аксессуаром, который способен подчеркнуть индивидуальный стиль и чувство вкуса. Некоторые люди хотели бы попробовать, но не знают – под что надевают кепку уточку, кроме как под спортивную одежду. Мы попробуем определить – как можно использовать эти аксессуары, чтоб задиристый и небрежный вид был полезен Вашему образу!
Кепка восьмиклинка – это неувядающая классика, в Европе и США её называют головным убором разносчика газет, так как именно их предпочитали мальчишки, торгующие прессой на улицах старой Англии в 20-х годах ХХ века.
Ещё её называют кепкой Гетсби, после выхода в 1974 г. одноимённого популярного фильма, в котором главный герой щеголял именно в таком головном уборе. Восьмиклинка – это объёмная кепка, сшитая из восьми кусков ткани, соединённых маленькой пуговкой на верху. Эта кепка имеет твёрдый козырёк и очень удобно, мягко садится на голову. Ярко такая кепка смотрится в сочетании с подтяжками и бабочкой, классическими брюками и рубашкой, или, если Вы хотите, более простой и удобный casual образ то надевайте её смело с джинсами, пиджаком и лёгким свитером, или футболкой. Восьмиклинку можно игриво сдвинуть на затылок, или таинственно приспустить немного набок. Очень популярны в этом сезоне кепки из натуральных, шерстяных и твидовых тканей, она создают сдержанный и невероятно стильный образ истинных британцев. Большой выбор таких модных, качественных кепок Вы можете найти на страницах нашего интернет магазина у производителей Goorin Bros. и Bailey.
Также популярностью в спортивном стиле одежды пользуется кепка уточка.
Она получила своё название благодаря схожести немного вздёрнутого вверх козырька с утиным клювом. Этот головной убор любят за комфортную посадку на голову и универсальность. Кепки уточки аккуратно и уместно смотрятся на всех, плотно садятся на голову, а небольшой жёсткий козырек защищает глаза от осадков и солнца. Сейчас эти кепки популярны не только среди мужчин, но и девушками, которые надевают их под джинсы, обувь на каблуке и укороченное пальто, или пиджак. Уточки шьют из различных материалов – шерсти, кожи, хлопка, льна. Бренд Goorin Bros. предлагает даже кепки, сплетённые из соломы, летние, яркие и бесконечно стильные!
Множество недорогих моделей вышеописанных кепок Вы сможете найти в каталоге нашего интернет магазина. Сделать удачный выбор Вам помогут фото головных уборов с разных ракурсов, подробные описания и консультации наших операторов. Мы доставим Ваш аксессуар бесплатно по всей России, с возможностью примерки в Москве и Санкт-Петербурге!
- Как правильно носить рэперскую кепку?
- Как правильно носить бейсболку?
Почему гопники носили кепки
2000 90х гопник кепка мода стиль
11/26/2019, 3:54
В 90-х годах эти ребята были повсюду. Настолько, что некоторые вещи прочно ассоциируются с гопником-хулиганом и навсегда оказались изгнаны из гардеробов приличных молодых людей. И если кожаные куртки и спортивные штаны по отдельности уже встали на путь реабилитации, то головному убору гопников, кепке, пока еще приходится нелегко. Интересно, что гопники появились вовсе не в
постперестроечное время. Название и явление возникли гораздо раньше, в 1920-х
годах, когда в Санкт-Петербурге было открыто городское общежитие пролетариата
(ГОП) для приезжающих в город в поисках работы обедневших крестьян. Население
этого общежития получило свое название соответственно аббревиатуре заведения. Население
города с опаской относилось к ничего не имеющим за душой и готовых на многое
«гастарбайтерам», а те, в свою очередь, создали собственную культуру. Помимо схожих интересов и ценностей (не будем здесь о них упоминать, они довольно малочисленны и широко известны), гопники отличались от обычных граждан своим внешним видом.
И хотя сегодня гопники как явление практически не встречается, их узнаваемый образ прочно вошел в фольклор и историю.
Именно кепки, пожалуй, и стали их визитной карточкой.
Плоские кепки, часто кожаные, также берут свое начало в моде 1920-х годов (в отличие от появившихся позже спортивных штанов наподобие «Адидаса»). И если в те годы кепки в России еще носили многие, со временем этот головной убор встречался на гражданах все реже, пока не был окончательно монополизирован гопниками.
Кепка как декоративный элемент костюма использовалась гопниками скорее функционально, и кроме того, где-то на неосознаваемом плане ношение кепки отдавало дань историческим традициям появления этого сословия – первые жители пролетарского общежития тоже носили похожие кепки. Известно, что гопники предпочитали очень короткую стрижку машинкой или брили голову, что, в свою очередь, требовало дополнительной защиты от солнца, дождя и снега, – и здесь выручала кепка.
Несмотря на кажущуюся одинаковость, кепки гопников отличались фасоном. Самыми распространенными были кепка-восьмиклинка и кепка-уточка. Восьмиклинка, «кепка Гетсби», – классическая респектабельная модель, пришедшая к нам в 1920-х годах из Великобритании. Как следует из названия, кепка шилась из восьми одинаковых секторов-клиньев, что обеспечивало изделию объем.
Ее можно увидеть на старых фотографиях в образах английских джентльменов. Часто ее шили из шерсти, твида и других плотных тканей, позволяющих головному убору держать форму.
Кепка-уточка получила свое название благодаря вытянутой
форме и чуть приподнятого вверх козырька, напоминающего птичий клюв. Как
правило, это был более неформальный, летний вариант, поэтому часто такие кепки
шились из хлопка или льна. Как и восьмиклинка, «уточка» имела жесткий козырек,
защищающий глаза от дождя и солнца.
В случае с гопниками для обеих моделей предпочитался практичный всепогодный вариант из кожи, натуральной или искусственной, в универсальном черном цвете.
Козырек закрывал глаза, а сама кепка глубоко надвигалась на голову. Интересно, что появившийся позже дополнительный головной убор гопника – спортивная шапка – наоборот надевался как можно дальше от лица, практически стоя на голове, обязательно открывая уши и лоб.
Поэтому можно считать, что козырек был главным преимуществом кепки в глазах гопников.
Каждая кепка перед тем, как стать частью образа, подвергалась кастомизации: нужно было согнуть козырек как можно сильнее, чтобы он стал похож на фрагмент скрученного рулона, но при этом не сломался – этот финальный штрих превращал обычную кепку в обязательное слагаемое образа гопника. Современные дизайнеры (например, Гвасалия из Vetements, несколько сезонов эксплуатирующий тему российских 90-х), обращающиеся к прошлому в поисках вдохновения, увидели в образе гопника повод для ностальгии и определенный символ эпохи.
Безусловно, этот образ благодаря своей распространенности и повторяемости прочно вошел в архивы истории. И хотя его состав и комбинаторика (кому еще приходило в голову так настойчиво миксовать кожаную кепку со спортивным костюмом) во многом необъяснимы, остается только признать, что он по какой-то причине существовал довольно большой отрезок времени практически в неизменном виде.
И это может быть доказательством функциональности такого необычного набора – кожанки, спортивных штанов и обязательной кепки.
Спросите автора в прямом эфире: Адам Гопник в Интернете
На этой неделе в журнале Адам Гопник пишет о том, как Интернет проникает в нас. Сегодня гопники ответили на вопросы читателей в онлайн-чате. Далее следует стенограмма их обсуждения.
АДАМ ГОПНИК: Всем привет. Рад быть здесь с несколько ироничной мета-целью вести разговор в Интернете об использовании разговоров в Интернете. Позвольте мне начать отвечать на вопросы.
ВОПРОС ОТ ДУГА: Когда вы впервые начали использовать Интернет? Вы были поздним или ранним последователем?
АДАМ ГОПНИК: Рано или поздно? Где-то между, я полагаю.
Я начал пользоваться электронной почтой в середине девяностых, когда жил в Париже — сейчас моя жизнь состоит только из электронной почты и кофеина — но по-настоящему пристраститься к ней, как и весь мир, начал только в начале нулевых.
ВОПРОС ОТ КАЙЛСА: Вы занимаетесь прогнозированием? Какое будущее у печатной книги?
АДАМ ГОПНИК: Хотел бы я знать. Я живу книгами, люблю книги и не могу представить мир без них. Книга, на мой взгляд, — это идеальная технология — вы носите ее с собой от окна к столу и к кровати — и мне нравится в них все остальное: и корешки, и перевернутые страницы, и запахи.
ВОПРОС ОТ JF: Мне нравится, как вы описываете интернет-комментаторов. Стали ли такие форумы менее вежливыми и в реальной жизни при общении лицом к лицу?
АДАМ ГОПНИК: Что-то сомневаюсь. Я думаю, что есть своего рода смущенный момент, когда встречаются виртуальные друзья, и, несомненно, такой же смущенный момент, когда встречаются интернет-оппоненты.
ВОПРОС ОТ ЭЛИЗАБЕТ БИ: Считаете ли вы себя Никогда-Лучшим, Лучше-Никогда или Вечным?
АДАМ ГОПНИК: Я вижу, это всплыло в нескольких вопросах.
Я не знаю… если быть предельно честным, я в некотором роде скептик больше, чем обнадеживает форма эссе, но также, как я уже сказал, в некотором роде наркоман и вообще фаталист в любом случае. Как и любой родитель, я ужасно беспокоюсь об исчезновении книг из жизни наших детей, и, как и любой родитель, мне интересно, что произведет мир, состоящий из пикселей. Но, как и любой историк-любитель, я знаю, что эти изменения — суть жизни, как я пытался задокументировать в своем эссе, и что желать их избавиться — все равно, что желать избавиться от приливов и отливов. Так что… все еще в середине, я полагаю.
ВОПРОС ОТ ФРЕДА: Как Интернет изменил ваши процессы написания статьи?
АДАМ ГОПНИК: Как я уже говорил, в Google есть что-то получудесное. Я ловлю себя на том, что задаюсь вопросом, что Хемингуэй написал о зимних видах спорта для проекта, за который я взялся, и две секунды спустя, бум, вот и все. Это прекрасно — волшебно! Но изнурительные часы писательского дня никогда не меняются, не уменьшаются и, на самом деле, не меняются сильно.
ВОПРОС ОТ ГРЕГОРИ: Те, кто никогда не становился лучше, сказали бы, что египетская революция не произошла бы без технологии социальных сетей…
АДАМ ГОПНИК: Я думаю, что это важный момент, который недавно обсуждал мой друг и коллега Малкольм Гладуэлл, поэтому позвольте мне воспользоваться моментом, чтобы сказать как можно точнее, если подробно, что, по моему мнению, не так. что. Малькольм может говорить за себя лучше, чем я могу говорить за него… но проблема не в том, использовали ли люди в Египте или где-либо еще Twitter или что-то еще для общения. Конечно, они сделали. Но в прошлые годы они пользовались кассетами, факсами, брошюрами или шепотом и использовали бы их сейчас, если бы это была самая простая доступная технология.
Вопрос — единственный вопрос — заключается в том, действительно ли доступность этих новых медиа изменила вероятность разжигания ими социальных революций или изменила результаты тех, которые они совершили. И нет никаких доказательств, которые я видел, по крайней мере, чтобы предположить, что они были.
По правде говоря, каждая народная социальная революция/движение/смена режима, произошедшая, по крайней мере, после Французской революции, следовала одной и той же схеме: правительство, ослабленное войной или финансовым кризисом, или и тем, и другим встречает народное сопротивление, которое впервые принимает представителей элиты. и массы; они находят место для митингов и занимают его — это может быть площадь или теннисный корт — затем, в решающий момент, армия, призванная разогнать «толпу», отождествляет себя с делом и отказывается; правительство вынуждено сдаться. Иногда армия — Пекин 1989 делает — иногда — Москва, 1991 — нет. От этого решения — сложного по мотивам — зависит исход революции. (Затем, чаще всего, по удручающей правде, наиболее организованная и наиболее мотивированная из партий на стороне оппозиции — якобинцы, большевики или муллы — какими бы нерепрезентативными они ни были, берут верх в период хаоса, следующего за революцией.) Такова схема. это было в Тунисе и Каире, как это было в Санкт-Петербурге в 1917 году или в Париже в 1830, 1848 и 1871 годах.
Почему армия, которую режим обучал, кормил и оплачивал именно это, не рассеялась, т. е. расправа над «толпой» — всегда волнующий вопрос. В Египте это, кажется, было благоразумием; во Франции широко распространено недовольство экономическими условиями.
Историки и социологи через пятьдесят лет могут увидеть, что социальных движений было начато больше или меньше, или что большее количество начавшихся социальных движений увенчалось успехом. Если это так, то к добру или к худу (потому что, в конце концов, самые популярные движения не приносят благотворных результатов для людей, которые их основали), у социальных сетей будет результат. Если число будет примерно таким же, а результаты примерно одинаковыми, то правда о том, что революционеры использовали Twitter или Facebook, будет иметь такое же значение, как и то, что они когда-то носили фригийские шапки, а теперь носят футболки — интересная деталь об убранстве. времени, но не решающим фактором чего-либо. Представление о том, что поскольку люди использовали Twitter, значит, Twitter произвел революцию, настолько неприкрыто смешно, что трудно поверить, что взрослые люди всерьез предлагают это.
Следующий?
ВОПРОС ОТ MARY CLAIRE: Что вы имели в виду в своем заключительном комментарии… речь идет не о тосте, а о масле?
АДАМ ГОПНИК: Я имел в виду только то, что, как сказано парой предыдущих предложений, содержание наших идей — масло — важнее контейнеров или транспортных средств — тостов — которые их несут. Некоторое время я думал написать «масло и варенье», но подумал, что это зашло слишком далеко для изображения еды.
ВОПРОС ОТ НИМЕР РАШЕД: Привет, Адам, мне очень понравилась статья, которая, как мне кажется, была потрясающе хорошо написана и исследована и сделала мою новую подписку на журнал в Великобритании стоящей! Я думаю, что статья действительно обрела собственную жизнь, как только вы высказали свою точку зрения после репетиции различных мнений разных лагерей, и окончание тостов/масла было острым росчерком, которым можно было закончить. Мне любопытно, насколько изменилось ваше мнение по мере того, как вы углублялись в лагеря Never-Better / Better-Nevers / Ever-Waser — насколько вас подтолкнуло/притянуло то, что вы прочитали? И, наконец, что вы думаете о чтении таких журналов, как The New Yorker в цифровом формате?
АДАМ ГОПНИК: Спасибо.
Как я пытался сказать минуту назад — а трудность этих бесед в том, что вы ловите себя на том, что переписываете плохие предложения, которые месяцами пытались написать хорошо! включают в себя много родительского страха по поводу потери книг, тишины, места — и мои развивающиеся идеи, которые признают «вечность бытия» всего этого. Так что теперь я живу как своего рода «Лучше-Никогда-Никогда-Вазер» с тщетными надеждами увидеть, как «Никогда-Лучше» не станет правдой. Мне хотелось бы верить, что вещество — это все, что имеет значение — и я действительно думаю, что масло важнее всего — и что переход The New Yorker или любой другой хороший журнал или газета в новом цифровом формате оставит содержание нетронутым. Но я содрогаюсь, когда вижу будущее, и скептически отношусь к тому, что мы можем внести изменения, ничего не потеряв по пути. Но я готова уйти, как и все мы.
ВОПРОС ОТ БИЛЛА: Я обнаружил, что то, что вы называете информацией, с технической точки зрения, иногда совершенно ошибочно (как энергетические циклы в Википедии).
Книги гораздо сложнее перезаписать другим сообщением. Разве это не большое преимущество книг?
АДАМ ГОПНИК: Интересная мысль. Да, я полагаю, что да, хотя, конечно, книги были кладезем дезинформации, создававшей горы страданий на протяжении тысячелетий.
АДАМ ГОПНИК: Или меньше.
ВОПРОС ОТ MARY CLAIRE: Возвращаясь к «маслу» или содержанию наших идей. Возможно ли, что масло, которое мы можем производить сейчас, в эпоху Интернета, просто не так хорошо? Я имею в виду, что моя способность концентрироваться на книгах или глубоко мыслить уменьшилась. Твои мысли?
АДАМ ГОПНИК: Бывают страшные дни, когда я боюсь, что ты прав, и я отдаю свой рассеянный разум и расшатанные нервы не давлению жизни и сроков, а машинам, к которым мы привязаны. Я серьезно относился к бизнесу Unplugged Sunday — думаю, это такая же хорошая идея, как Понедельник без мяса, и мы пытаемся (и часто безуспешно) реализовать ее у себя дома. Но концентрация изменчива и, возможно, больше связана с бессонницей, чем с новой информацией, по крайней мере, со мной.
ВОПРОС ОТ ANGELOSAYS.COM: Считаете ли вы, что Интернет является самым важным технологическим достижением после открытия огня?
АДАМ ГОПНИК: Нет. Я думаю, что мгновенный повтор был самым важным техническим достижением со времен пожара. Возможно, важнее. Вы не можете вернуться к огню, когда он потухнет, и у вас всегда есть повтор.
ВОПРОС ОТ НЭДА: Сможет ли книгоиздание выжить после пиратства электронных книг? Будет ли влияние Интернета на книгоиздательскую индустрию еще хуже, чем на музыкальную, поскольку издатели не могут компенсировать упущенную выгоду от продаж за счет 360 сделок, покрывающих гастроли?
АДАМ ГОПНИК: Ой! Тревожная мысль. Я надеюсь, что это действительно была «дезагрегация», которая убила звукозаписывающий бизнес: внезапно мы все обнаружили, что фактически играем старые синглы 45-х годов. Книга по-прежнему приходит к нам целиком — никто не хочет скачивать главу Франзена или Рота — и я надеюсь, что это спасет нас.
АДАМ ГОПНИК: Если бы не наше масло.
ВОПРОС ОТ СУЗИ: Не могли бы вы прокомментировать влияние наших визуальных средств массовой информации на гендерные роли?
АДАМ ГОПНИК: Конечно, как отец дочери (и сына) я разделяю ваше беспокойство. Кажется, мы слишком рано предлагаем детям сексуальные ролевые игры и информацию. При этом я замечаю, что моя дочь, влюбленная в Джастина Бибера, больше похожа на свою мать, влюбленную в Марка Лестера сорок лет назад, чем можно было бы подумать. Возможно, язык и подростковые увлечения — две универсальные черты человека.
ВОПРОС ОТ НИМЕР РАШЕД: Я думаю, что особенно трогательно в статье то, что всего на одну секунду вы поднимаете руку, просите тайм-аут и оцениваете состояние, в котором мы находимся, одновременно признавая неизбежность с что мы, как вид, с энтузиазмом — и, возможно, эта неизбежность кажется тем более тревожной, чем старше вы становитесь.
АДАМ ГОПНИК: Чем старше мы становимся, тем больше нас окружает неизбежность, пока эта последняя великая неизбежность не схватит нас когтями.
Между тем, есть просто комедия жизни, в том числе и комедия информации.
ВОПРОС ОТ ГРЕГА ЧЕДВИКА: Адаму, моему сыну-подростку и мне понравилась часть в «Through the Children’s Gate», где вы неправильно использовали интернет-инициализм LOL.
АДАМ ГОПНИК: Наверное, это было точнее и по делу, чем длинное эссе. Он существует, бессовестно рекламировал он, и как подкаст MOTH. Спасибо.
ВОПРОС ОТ SUSI: Мне кажется, что женщин легче оскорблять, а с увеличением количества оскорблений увеличивается женоненавистничество. Не знаю, как девочки это понимают.
АДАМ ГОПНИК: Я не знаю, как кто-то ориентируется. Но когда я смотрю «Дети сегодня», я вижу больше изобретательности и больше иронии перед лицом вещей, которые меня беспокоят, чем я опасался. Они являются носителями новой технологии, в то время как мы являемся пользователями второго языка, и, как и все носители языка, они знают потайные уголки, двусмысленность и невозмутимость своего языка.
ВОПРОС ОТ ТАБИТЫ: Вернемся к звукозаписывающей индустрии — очевидно, что упадок традиционной звукозаписывающей компании неизбежен, а подъем независимых компаний происходит здесь и сейчас.
У вас есть какие-нибудь мысли о том, куда это идет?
АДАМ ГОПНИК: Одно из удовольствий в моей жизни — делиться, то есть узнавать, о новой музыке с моим сыном. Для меня ошеломляюще и странно радостно, что при всех трудностях «бизнеса» связь между музыкантом и слушателем — между моим сыном и его любимым Строуксом — не просто цела, а более постоянна, чем когда-либо. Обнадеживающая мысль для писателей, хотя, как вы сказали, у нас нет возможности гастролировать — или, скорее, у нас есть, но только на пустые стулья в пронзительных независимых книжных магазинах.
ВОПРОС ОТ NIMER RASHED: К сожалению, последний вопрос был отправлен незаконченным! Я думаю, что острота статьи проистекает из чувства сокрушительной неизбежности технологий и скрытого наблюдения, что мы, как вид, мчимся вперед, с энтузиазмом принимая все новые формы технологий и в процессе отказываясь/теряя что-то из прошлого — что-то элегично по этому поводу. Имея это в виду, какие из технологий прошлых лет вы бы предложили нам возродить в наши амишские воскресенья без интернета?
АДАМ ГОПНИК: Э-э… чтение незнакомых книг на знакомые темы.
японские романы о семье; русские воспоминания детства; Словенское исследование супружеской неверности.
ВОПРОС ОТ МАРСИ МАРНИНГАН: Мне понравилась ваша статья, она очень актуальна для всего, что происходит вокруг нас в политике, экономике и культуре. Твоё «сливочное» заявление напоминает мне об Энни Холл и той замечательной фразе в конце, где Вуди размышляет о любви, и той шутке о парне с сумасшедшим братом, который думает, что он цыпленок. Врач Гая спрашивает: «Почему бы вам не сдать его?», а парень говорит: «Мне нужны яйца». Нам всем нужны яйца — с чем-то столь же диким, иррациональным, сумасшедшим и абсурдным, как любовь, — и Интернетом.
АДАМ ГОПНИК: Не думал об этом. Но в моей книге нельзя слишком часто цитировать, заимствовать или ссылаться на «Энни Холл». Это был «Броненосец Потемкин» моих подростковых лет.
ВОПРОС ОТ КЕВИНА Дж.: Вернемся к теме перезаписи «факта» другими сообщениями, например; в Википедии: значит ли это, что правды больше нет, или мы вступаем в эпоху более широкого принятия расходящихся точек зрения?
АДАМ ГОПНИК: Расходящиеся точки зрения — это хорошо, и они у нас были всегда.
Что меня беспокоит, так это распространение информации (я процитировал авторство Шекспира и Туринскую плащаницу в статье), где правда известна, но ложь продолжает появляться. Эволюция и креационизм. Ребёнок, идущий в сеть, чтобы исследовать Вторую мировую войну, находится в одном фатальном клике от отрицания. Это беспокоит.
ВОПРОС ОТ ЭЛИЗАБЕТ БИ: Вы читали детскую художественную книгу Feed М.Т. Андерсон? Если да, то какие у вас были мысли? Если нет, то я обнаружил, что это поразительный взгляд на то, что происходит, когда социальные приложения и рекламодатели находят способ, наконец, поселиться в нашем мозгу. Как вы думаете, средний американец знает о корпоративных интересах, которые инвестируют в его социальные профили (т. е. Социальный график Facebook, файлы cookie, используемые в рекламных целях, интеллектуальный анализ и очистка данных и т. д.)
АДАМ ГОПНИК: Не читал. . Будет делать так.
ВОПРОС ОТ СУЗИ: Мой M.I.L. из-за железного занавеса мудро сказал о нас, молодоженах: «Проблемы, которые, как мы думаем, у них есть, вовсе не проблемы; и их настоящие проблемы — это вещи, которые мы не можем себе представить».
Тем не менее, это интересно смотреть и представлять. Для чего еще нужна жизнь?
АДАМ ГОПНИК: Совершенно верно.
ВОПРОС ОТ САНДЖИВА: Недавно я читал о влиянии технологий на детское сознание и их влиянии на концентрацию и другие ключевые факторы, касающиеся образования, грамотности и так далее. Люди уже предсказывают, что ожидаемая продолжительность жизни этого нового поколения может быть ниже, чем у предыдущего. Подозреваете ли вы, что наши результаты в области образования также снизятся (хотя это происходит с некоторыми этническими группами, я имею в виду в целом)
АДАМ ГОПНИК: Что меня беспокоит — боже мой, кажется, я часто использую глагол «беспокоиться» в этом чате — но что меня беспокоит, так это разброс, разрыв, который происходит между элитным образованием, которое скачет на своей меритократической основе, и все остальные из нас. Страна, разделенная на плюсы и тройки, не может долго стоять.
Вернее, А плюсы и Ж.
ВОПРОС ОТ МАНУЭЛЯ ЭСПИНОЗЫ: Лично я считаю, что неизбежный упадок «традиционных» средств массовой информации — назовем это книгами, журналами, газетами, музыкой — является чем-то столь же неизбежным, как и любые другие изменения поколений и технологий.
Но здесь, в развивающихся странах, мы рассматриваем это как эгалитарное изменение, поскольку оно предоставит нам, если уже нет, доступ к информации, которую мы никогда не считали возможной. Итак, мой вопрос, по сути, таков: как вы относитесь к творческому достоянию, свободе информации, отмене авторских прав и даже пиратству как средству искупления для нас, тех, кто не может получить доступ к информации с помощью традиционных средств массовой информации?
АДАМ ГОПНИК: Ну, очевидно, чем больше новостей-романов-рассказов-мнений чаще попадает в большее количество рук, тем лучше мир. Хитрость в том, что все эти «контент-провайдеры», говоря на этом отвратительном жаргоне, тоже должны жить. В какой-то момент начей, говоря любимым идишским словом, которые Huffington Post предоставляет своим блогерам, станет недостаточно, и тогда мы будем зависеть не от тех, кто думает и пишет, а от тех, кто не думает и не думает. все равно пиши.
ВОПРОС ОТ БРАЙАНА КИМБЕРЛИНГА: Если масло важно, а тосты — меньше, задумывались ли вы о взаимодействии между конкретными марками тостов и используемого масла? Извиняюсь за слишком тонкое распространение вашей метафоры.
Способствует ли Интернет более мелкому контенту? (Конечно, это создает и популяризирует бесконечный новостной контент, большая часть которого быстро забывается).
АДАМ ГОПНИК: Метафоры как шутки; как только они произведут свой небольшой эффект, они не выдержат слишком тщательного анализа. Но да, чем тоньше тост, тем меньше в нем масла. Но тогда мы могли бы добавить джема, так что… избегая ловушек образов, я не думаю, что Интернет требует поверхностного контента. Просто нетерпение, которое он вызывает, лучше всего ему подходит… но, смотрите, мы постоянно публикуем длинные материалы на веб-сайте The New Yorker , и людям это нравится. Конечно, я беспокоюсь — опять это слово! — о том, что бит из трехсот слов вытеснит размышления из трех тысяч слов. Но я думаю, что меньшинство в любом случае всегда будет хотеть настоящей вещи, а меньшинства в таком огромном мире, как наш, часто могут исчисляться миллионами.
ВОПРОС ОТ ТАБИТЫ: Сегодня я прочитала термин «Заклинание жизни».
Интересная концепция. Это новое модное слово, и действительно ли это то, что Джош Харрис сделал много лет назад?
АДАМ ГОПНИК: У меня есть бездействующий аккаунт в Твиттере — бездействующий, потому что я никогда не знаю, что написать. Недавно мы поужинали с одной известной телеведущей, и у нее был собственный твиттер, назначенный твиттер! Не просто лайфкастинг, а лайфкастинг с дополнительными правами.
ВОПРОС ОТ МАЙКЛА: Что мы делали до того, как прочитали о спорте в Интернете?
АДАМ ГОПНИК: Мы спорили о них с друзьями. Я имею в виду наших лицевых друзей — это, кстати, термин? Должно быть.
ВОПРОС ОТ КЕВИНА Дж.: Создает ли саб-твитер по ходу дела или есть таблица стилей, которой нужно следовать?
АДАМ ГОПНИК: Больше похоже на пародию — ваша работа в жизни, в этой роли, состоит в том, чтобы быть чем-то вроде добродушного Мортимера Снерда, сидящего на коленях вашего главного твиттера.
ВОПРОС ОТ ЭЛИЗАБЕТ БИ: Думаю, я нервничаю из-за того, что живу в мире, где у нас есть «лицевые друзья»…
АДАМ ГОПНИК: Хорошо.
Я имел в виду «друзей по лицу», имея в виду тех, чьи лица мы знаем.
ВОПРОС ОТ МЕЙБЛ: Пишутся ли сейчас романы, в которых отражены ощущения от цифровой жизни?
АДАМ ГОПНИК: Хороший вопрос. Здесь? В частности, в кино люди, кинорежиссеры, всегда пытаются внедрить Интернет в свою работу, но это всегда заканчивается болезненно антидраматично, потому что это просто….кто-то печатает! Окончательная месть секретарши — в романтической комедии Джулии Робертс героиня теперь должна печатать как злодейка, чтобы успеть.
ВОПРОС ОТ БРАЙАНА КИМБЕРЛИНГА: И должны ли сейчас быть написаны романы, которые отражают то, на что похожа эта цифровая жизнь?
АДАМ ГОПНИК: Это был или был писатель, к которому мы обращались за новостями о структуре жизни — не за новостями, которые оставались новостями, как, кажется, сказал Беллоу, а за новостями, которые оставались живыми. Кто в недавней художественной литературе взялся за этот конкретный участок текстуры?
ВОПРОС ОТ DEX: Способствует ли Интернет единообразию? Я думаю о ребенке, изолированном в маленьком городке, который может не иметь никакого отношения к искусству или музыке, который может мгновенно общаться с известными артистами и напрямую взаимодействовать вместо того, чтобы проводить годы в изоляции.
АДАМ ГОПНИК: Ну, да, но, конечно же, есть что сказать и этому ребенку (молодому Синклеру Льюису, В.С. Найполу, Скотту Фицджеральду, Харпер Ли, кому угодно), которому скучно исследовать свой собственный мир без мига удовлетворение «сверху:. Если вам не нравятся плохие концерты Бетховена в исполнении местного квартета, вы не получите удовольствия и от великих — вы не будете знать, что делает их великими. Скука и дилетантство — великие инкубаторы искусства.
ВОПРОС ОТ МАРКУСА: Кажется, что рост цифровой культуры, эта революция гораздо больше связана с потребительским мышлением, чем другие, может быть, более настоящие революции.
АДАМ ГОПНИК: Интересный момент. Да, технологическая революция — это также потребительская революция. Наши нейроны могут меняться, но Стив Джобс получает прибыль.
АДАМ ГОПНИК: Не то чтобы я завидовал Стиву Джобсу, чьи товары заполняют мой стол и жизнь и который должен скоро выздороветь.
ВОПРОС ОТ ГИГА: Интересно, какую роль сыграл Интернет в этой новой мини-причуде Твена, которую вы так ловко загарпунили.
АДАМ ГОПНИК: Ну, я был уверен, что кто-нибудь скажет, что автобиография великого Твена, гораздо меньшая, была дальновидной формой ведения блога, хотя это было бы глупо, и, конечно же, они сказали это. Я полагаю, что слабые предложения привлекают слабые предложения, как ворс привлекает ворс.
ВОПРОС ОТ ЭЛИЗАБЕТ БИ: Что вы думаете о «мамочках-блогерах» и других, которые одержимо документируют жизнь своих семей на всеобщее обозрение? Я посмотрел один сегодня и подумал, этично ли, что эта мама фотографирует сломанную руку своего ребенка, чтобы публиковать в Интернете? Будет ли этот ребенок совершенно спокоен с этим через 5, 10, 20 лет?
АДАМ ГОПНИК: Ну… как тот, кто писал по благоприятным поводам — некоторые сказали бы, что чертовски много благоприятных поводов — о своих детях, я бы сказал, что быть одержимым своими детьми до безумия — это просто нормальное родительство. О детях, как и обо всех других, мы пишем: мы обязаны им самым лучшим, честным и самым сострадательным счетом, и если мы дадим им это, сколько боли может быть причинено.
Но наступает возраст и время (я имею в виду их), чтобы остановиться.
ВОПРОС ОТ БИЛЛА: Как специалист по классическому греческому языку (бывший), я сразу же осознал предвзятость христианского Нового Завета, когда прочитал его — популярную «книгу». Это аналитическое сопоставление переводов многое говорит о переводчиках. Что вы думаете о переводчиках и фильтраторах в сети?
АДАМ ГОПНИК: Извините, вы имеете в виду буквальных переводчиков — тех, которые переходят с французского на английский или что-то в этом роде? Они лучше, чем были раньше, но все еще настолько далеки от хорошего, что представляют собой пугающий пример сложности языка.
ВОПРОС ОТ ФРЭНКА: Говоря о Твене, чем объясняется популярность и положительные отзывы об этой книге?
АДАМ ГОПНИК: Люди любят Марка, и не без оснований — не больше меня, — и они также любят наших «отцов-основателей», как знает каждый циник с другой книгой о 1776 году. Твен ближе всего к литературному отцу-основателю. Наш писатель Джон Аддамс.
Кроме того, я полагаю, что люди купили книгу и не читали ее.
ВОПРОС ОТ ДОРИС: Поскольку мы обсуждаем «отмену авторских прав», свободный поток информации, музыки, фильмов и т. д., мы, очевидно, должны беспокоиться о среднем музыканте. Можем ли мы и должны ли мы — вместо того, чтобы бороться с этим и обвинять звукозаписывающие компании и/или «преступников», — просить наше правительство одобрить происходящее, согласиться с этим потоком информации, похвалить его; Обама говорит об общенациональной беспроводной связи, что это один шаг к готовности нашего правительства и поколения принять «это», но нужно идти глубже. Что, если мы создадим какую-то субсидию для артистов, как в Европе, но в версии 2.0, где средний музыкант, о котором мы говорили ранее, сможет транслировать свою музыку онлайн, продолжая платить за аренду. Что вы думаете о подходе правительства к тому, «как интернет проникает в нас?»
АДАМ ГОПНИК: Вы знаете, я почти не разбираюсь в тонкостях. Но совсем недавно мне сказали, что, например, PANDORA, чудесный интернет-музыкальный сервис с самогенерирующимся «геномом», наконец-то зарабатывает деньги — и я предполагаю, что по крайней мере часть этих денег достается артистам, создающим музыка.
Чем больше мы «монетизируем», тем больше подается муза.
ВОПРОС ОТ БРЕНТА: Как долго продлится эта межсетевая причуда?
АДАМ ГОПНИК: Было бы замечательно, т.е. поразительным и соответственно комично-космическим — если Интернет оказался CB-радио нулевых?
Но не будет…
ВОПРОС ОТ МОНИКИ: как вы думаете, интернет и веб 2.0. стирают границы между высоким и низким искусством? они придают больше эклектики способу развлечения людей, имея в виду, что теперь люди могут легко перейти, например, от Шекспира к Аватару? Какова роль Интернета в демократизации искусства?
АДАМ ГОПНИК: Хм, большой вопрос. Много лет назад — годы, и годы, и годы назад — я написал вместе с покойным Кирком Варнедо большую книгу о «высоком и низком», которая будет сопровождать экспозицию в Музее современного искусства, и тема этой книги, созданная годами исследований, была что диалог поп-культуры и сложного искусства был постоянным, цикличным и удивительным. Так что вероятность легкого прохождения меньше, чем неожиданное столкновение.
Как и в потрясающей видеоигре Dante’s Inferno от EA.
ВОПРОС ОТ НИМЕР РАШЕД: Распространенное обвинение в адрес Twitter, Facebook и других состоит в том, что, хотя технология и объединяет людей, эти связи поверхностны, преходящи — особенно. интересно, как быстро людей раздражают дискуссии о том, как развиваются социальные нравы (часто, но не всегда, с разногласиями по молодежным линиям). Проведя опрос нью-йоркской интеллигенции/литераторов — сотрудников The New Yorker ! — что бы вы сказали об общем согласии (если таковое имеется) по поводу Facebook и/или Twitter? Склонны ли люди к скептицизму, вообще говоря? И, что более важно, не срываются ли сроки из-за эхо-камеры цифровых отвлекающих факторов?
АДАМ ГОПНИК: Провести опрос сотрудников New Yorker означало бы вмешаться в писательские дни множества хмурых и измученных писателей, так что я не буду этого делать. Но в целом я думаю, что у нас есть сообщество энтузиастов, у которых есть тревожная совесть, что то, что они усыновляют, может оказаться мышьяком для того, что они делают.
ВОПРОС ОТ МАРИИ: Думайте больше в гугле, чем в боге?? хе-хе, я действительно, на самом деле я не верю в Бога после ИКТ
АДАМ ГОПНИК: Мы верим в Google. Достойный девиз. Конечно, «Из многих, один» — это еще и интернет-тема.
ВОПРОС ОТ БРАЙАНА КИМБЕРЛИНГА: Теперь вы можете получить превосходные приложения для идентификации птиц для своего iPhone. Который вы затем берете глубоко в лесу, в лигах от контакта с людьми, в одиночестве человека в дикой местности, и… проверяйте свой сигнал. Отличается ли это от ношения книги о птицах в тех же обстоятельствах?
АДАМ ГОПНИК: Я думаю, что нет… знаете ли вы о приложении OCarina, с помощью которого вы создаете музыку, а затем можете слышать другую музыку окарины, которая воспроизводится одновременно по всему миру. Весь мир гудит в твоей руке! ЕСЛИ это не возвышенно, то нет ничего.
ВОПРОС ОТ ELFE: Я опоздал, возможно, вы уже обсуждали это: несмотря на всю поверхностность и отсутствие внимания, которые он создает, интернет — это просто замечательный инструмент для людей, живущих в странах, которые не вкладывают много средств в библиотеки .
Особенно в случае с большими томами, права собственности владельцев которых истекли с прошлого века, и нужно было путешествовать, чтобы увидеть их, на расстоянии одного клика, то же самое со старыми и новыми журналами. Особенно, если у вас есть учреждение, которое оплачивает ваши подписки (я знаю про «еремиады»)…
АДАМ ГОПНИК: Да, действительно. Для тех, кто ищет конкретики, а не для тех, кто занимается враждой, Интернет — это поистине роулинговская волшебная штука. Благослови его и его пользователей, и всех вас, если вы прыгнете сюда. Говорите снова скоро.
ВОПРОС ОТ БИЛЛА: Да. И искусство рвется наружу и к народу, и к другим. Спасибо.
Иллюстрация: Кристоф Ниманн.
Философский младенец по Alison Gopnik | Книги по науке и природе
Как любой гордый отец маленького ребенка, я, кажется, провожу полжизни, глядя ей в глаза, пытаясь понять, что она думает и чувствует, пытаясь представить, как она воспринимает мир. До недавнего времени ученые и философы сказали бы мне, что ответ прост: я мог бы с тем же успехом смотреть на голубя, потому что младенцы не более умны и глубоки, чем самые глупые животные.
Но, как объясняет Элисон Гопник в своей новой вдохновляющей книге, «в нашем научном понимании младенцев произошла революция», и теперь мы знаем, что во многих отношениях «маленькие дети на самом деле умнее, более изобретательны, более заботливы и даже более сознательны». чем взрослые».
Гопник — профессор психологии в Калифорнийском университете, и ее описания ее трудовой жизни намекают на лабораторию, битком набитую младенцами, дергающими рычаги и нажимающими кнопки, в то время как техники в белых халатах следят за движениями их глаз и сканируют их мозг. Возможно, слегка нарциссически, гопники тоже думают о детях как об ученых; она описывает их как «обучающиеся машины», постоянно экспериментирующие с миром и анализирующие свои собственные результаты с таким энтузиазмом и упорным трудом, что «любой ребенок посрамит самого продуктивного ученого».
Младенцы учатся так быстро и играют так усердно, что полностью меняют свое мировоззрение каждые несколько месяцев, отказываясь от всего, что они когда-то знали, и принимая совершенно новые способы понимания своего существования.
«По-настоящему гибкие и новаторские взрослые могут изменить свое мнение таким образом два или три раза в жизни».
Подобно величайшим художникам или инженерам, дети не просто наблюдают за миром, но и представляют, каким он мог бы быть. В течение нашего необычайно долгого детства, пока мы остаемся неспособными позаботиться о себе и полностью зависим от наших опекунов, у нас есть возможность развивать свое воображение, напрягая самую важную мышцу, которая отличает нас от любого другого животного.
С возрастом мы приобретаем самодисциплину и сдержанность; мы учимся игнорировать то, что нас окружает, избавляться от отвлекающих факторов и сосредотачивать внимание на конкретной задаче. Вот почему мы можем вести машину или завязывать шнурки, не останавливаясь, чтобы рассмотреть паука, снующего по полу рядом с нашей ногой; но наше свирепое воображение угасло и стало обыденным.
Гопник описывает детей как научно-исследовательский отдел человеческого вида, изливающий дикие видения и неожиданное вдохновение.
Взрослые — это производство и маркетинг, сосредоточение на конкретном проекте и доведение его до логического завершения.
Если все это звучит удручающе, то кто хочет быть унылым, консервативным взрослым, когда все мы когда-то были радикальными, свободомыслящими младенцами? — тогда у нас есть одно небольшое утешение: став родителями, мы можем познать ценность сочувствия и бескорыстной любви. Вы не можете быть безжалостным индивидуалистом, когда присматриваете за ребенком, а «забота о детях — это ужасно быстрый и эффективный способ испытать хоть немного святости». Я не уверен, что это совсем так — насколько я могу судить, родители не намного менее тщеславны, завистливы или честолюбивы, чем любые другие взрослые, — но это, безусловно, хорошая идея, чтобы поразмышлять над ней во время бессонницы. ночи.
Что, если мы хотим избавить наш взрослый разум от комплексов и вернуться к радости детства? Путешествия и медитация, считает Гопник, — это лучшие способы разжечь сумятицу воображения нашего детства, повышая наше осознание, заставляя нас по-новому познавать мир.
Посещение незнакомой страны переполняет наши чувства опытом, в то время как некоторые формы медитации позволяют вам избежать рутинных повседневных мыслей и вместо этого «начать отчетливо осознавать все вокруг вас сразу», пока все ваши чувства «будут казаться освещенными одновременно, с небольшим различием между тривиальное и важное, или внутреннее и внешнее». Так младенец познает мир. «Младенцы, как Будды, путешествуют по маленькой комнате».
В последующих главах исследуется жизненно важная роль любви в успешном воспитании детей и описываются самовоспроизводящиеся циклы, которые младенцы и родители встраивают в свои отношения: «Младенцы узнают о мире на основе того, что они видят, что делают их родители, и они действуют, основываясь на том, что делают их родители». Это знание. Эти действия влияют на то, что делают их родители, что влияет на то, что делают младенцы и как они себя ведут, и т. д. Естественно грустный ребенок наблюдает грустную мать, приходит к выводу, что грусть является человеческим состоянием, ведет себя грустно и заставляет свою мать даже печальнее».
Когда такие циклы меняются к лучшему, трансформация затрагивает всех. Гопник описывает проект в Мичигане, в рамках которого начальные школы в неблагополучных районах были обеспечены хорошо продуманными игрушками и множеством преданных своему делу воспитателей. Мало того, что сами дети резко улучшили свою жизнь — 20 и 30 лет спустя, по сравнению с контрольной группой, они были «более состоятельными, лучше образованными, здоровыми и реже попадали в тюрьму», — но они также повлияли на свою собственную жизнь. родителей, обучая их быть более уверенными и способными, распространяя волны улучшений по всему сообществу.
Гопник пишет очень лично, часто ссылаясь на своих троих детей и пятерых братьев и сестер (включая Адама Гопника, эссеиста из New Yorker). Она использует ясную и очень удобочитаемую прозу, прямо нацеленную на обычного читателя и разумно разделенную на короткие разделы, идеально подходящие для тех, кто обременен младенцами или малышами. Ее страницы наполнены провокационными наблюдениями и хитрыми догадками.